— Я начинаю думать, что мы и впрямь кое-что знаем, — сказалБен.

4

Они завершили свой рассказ в десять минут первого.Принесенный Бену сиделкой на подносе ленч так и стоял у постели нетронутым.

Последний слог замер, и остался только перезвон стаканов истоловых приборов, доносившийся через полуоткрытую дверь — это ели самыеголодные пациенты.

— Вампиры, — сказал Джимми Коди.

Потом:

— Уж кто-кто, но Мэтт Бэрк! Отчего посмеяться над всем этимужасно трудно.

Бен и Сьюзан хранили молчание.

— И вы хотите, чтобы я эксгумировал парнишку Гликов, —задумался Джимми вслух. — Едрит твою налево.

Он вытащил из сумки пузырек и перебросил Бену. Тот поймал.

— Аспирин, — сказал Коди. — Принимали когда-нибудь?

— Сколько угодно.

— Мой отец называл его «лучшей сестрой приличного врача». Азнаете, как он действует?

— Нет, — сказал Бен.

Он лениво вертел в руках флакон с аспирином, разглядываяего. Он был недостаточно хорошо знаком с Коди, чтобы знать, сколько тот обычнопоказывает, а сколько держит про себя, но не сомневался, что мало кто изпациентов Джимми видел его таким, как сейчас: на мальчишеское, напоминающееНормана Рокуэлла лицо набежала тень размышлений и самоанализа. Ему не хотелосьнарушать настрой Коди.

— Вот и я тоже. И никто не знает. Но аспирин помогает и отголовной боли, и от артрита с ревматизмом. Хотя и их природа нам неизвестна.Почему болит голова? Никаких нервных волокон в мозгу нет. Мы знаем, что похимическому строению аспирин очень близок к ЛСД, но почему одно вылечиваетголовную боль, а от второго эта голова заполняется цветами? Частично причинанашего непонимания состоит в том, что, строго говоря, мы не знаем, что естьмозг. Самые образованные в мире врачи стоят на невысоком островке посреди моряневежества. Мы бряцаем своими лекарскими палочками, режем цыплят и вычитываем вкрови послания. Все это срабатывает на удивление долго. Белая магия. Bene grisgris. Услышь меня мои профессора из медшколы, они повырвали бы себе волосы.Некоторые уже попортили свои шевелюры, когда я сообщил им, что собираюсьпрактиковать терапевтом общего профиля в сельской местности Мэна. Один из нихсказал мне, что Маркус Уэлби, определяя состояние пациента, всегда вскрывал приэтом фурункулы на его заднице. Ланцетом. Но мне никогда не хотелось бытьМаркусом Уэлби.

Коди улыбнулся:

— Если б они узнали, что я собираюсь затребовать ордер наэксгумацию мальчика Гликов, то в судорогах катались бы по земле.

— А вы затребуете? — спросила искренне удивленная Сьюзан.

— Какой от этого может быть вред? Если парнишка мертвый — онмертвый. Eсли нет, мне будет с чем наступить на мозоль Ассоциации американскихмедиков на следующем съезде. Скажу медицинскому эксперту округа, что хочупоискать признаки инфекционного энцефалита. Другого разумного объяснения япридумать не могу.

— А может, дело действительно в нем? — с надеждой спросиладевушка.

— Черта с два.

— Как скоро вы можете это сделать? — спросил Бен.

— Завтра, дружище. Если придется препираться, то во вторникили в среду.

— И как же он будет выглядеть? — спросил Бен. — В смысле…

— Да, я понял. Глики мальчика не бальзамировали, нет?

— Нет.

— Прошла неделя?

— Да.

— При вскрытии гроба должен произойти выброс газа с довольнопротивным запахом. Тело может оказаться в пятнах. Волосы, доходящие доворотника — они продолжают отрастать еще на удивление долго, — и ногти тожедовольно длинные. Почти наверняка провалившиеся внутрь глаза.

Сьюзан пыталась сохранять выражение ученого беспристрастия,но не слишком успешно. Бен порадовался, что не съел ленч.

— Коренное разложение начаться еще не должно, — продолжалКоди самым поучительным тоном, на какой был способен, — однако влаги можетоказаться достаточно, чтобы простимулировать на открытых поверхностях щек икистей рук рост мохообразного вещества под названием…

Он оборвал фразу.

— Простите. Я говорю неприятные вещи.

— Бывают вещи похуже гниения, — заметил Бен, старательносохраняя нейтральный тон. — Предположим, ни одного из этих признаков вы ненайдете. Предположим, тело выглядит так же естественно, как в день похорон. Чтотогда? Загонять ему в сердце осиновый кол?

— Вряд ли, — сказал Коди. — Во-первых, там обязательно будетприсутствовать либо медэксперт, либо его помощник. Думаю, если я вытащу изсумки кол и молотком загоню его в труп ребенка, даже Брент Норберт не сочтетмои действия профессиональными.

— Что же вы будете делать? — с любопытством спросил Бен.

— Ну — да простит меня Мэтт Бэрк — я не думаю, что дойдет дочего-то подобного. Если тело окажется в таком состоянии, его, несомненно, перевезутв мэнский медицинский центр для расширенного посмертного исследования. А ужесли оно попадет туда, я провожусь со своими исследованиями дотемна, а потомпронаблюдаю все феномены, какие могут иметь место.

— И если он поднимется?..

— Я, как и вы, не могу себе этого представить.

— Чем дальше, тем легче мне это удается, — мрачно сказалБен. — Можно мне будет присутствовать, когда это произойдет… Если произойдет?

— Можно устроить.

— Хорошо, — сказал Бен.

Он встал с постели и пошел к шкафу, в котором висела егоодежда.

— Я собираюсь…

Сьюзан хихикнула, и Бен обернулся.

— Что?

Коди усмехался.

— Больничные рубашки имеют обыкновение расходиться на спине,мистер Мирс.

— О черт, — сказал Бен и инстинктивно сунул руку за спину,стянуть полы рубашки. — Лучше зовите меня Беном.

— Вот на этой ноте, — сказал Коди, вставая, — мы со Сьюзан иудалимся. Когда приведете себя в порядок, встретимся внизу, в кафетерии. У насс вами после обеда будут кое-какие дела.

— Да?

— Да. Надо рассказать Гликам сказочку про энцефалит. Еслихотите, можете быть моим коллегой. Ничего не говорите, только с умным видомпотирайте подбородок.